Маяк

Мой наставник, пожилой смотритель маяка, упокой его душу, седое Море, говорил так: «Если тебе непонятно что-нибудь, если ты боишься, если тебе одиноко, если ты заболел, если ты не знаешь, что делать — иди и зажигай огонь. А если ты знаешь, что делать, то ты знаешь, что следует идти и зажигать».
Это потому, что моя работа — маяк, а сердце его — огонь. Тот, который помогает кораблям обойти опасные воды и вернуться домой невредимыми. Когда-нибудь.
За мысом лежит спящий город, из которого уходят и в который возвращаются. Пахнет мокрым железом, рыбой, солью. На крыши низвергаются целые водопады, деревянные мостки заливает, адская ночка. Наверное, в «Кривом баклане» опять течет крыша и поют под капелью медные тазы тетушки Сары.
Впереди — море. Пахнет солью, ветром и смертью. Штормит третий день, и если я не зажгу огня, кто-нибудь умрет. Вообще-то там все равно многие тонут, но по крайней мере не оттого, что я когда-нибудь пренебрег своей обязанностью.
Оно ломится в мои стены, море, в мои окна, а я не впускаю его, потому что огню вредна вода.
Или вот. Они приходят на тот плоский камень и поют с ветром. Видишь их длинные хвосты? Погоди, если покажется луна из этих проклятых туч — увидишь еще, как засеребрятся. Говорят, на их песни уходят все. Моряки, рыбаки... А я приспособился, да, только по сердцем ноет да двоится в глазах иногда. Я все думаю — вот проверю свой огонь еще разок — и непременно пойду, сил нет. А потом — еще раз. И еще раз. А потом утро, и они уходят. Бывает, голова болит потом. Да дел по горло.
Говорили, я колдун, да, было дело. Но за мной пришли ночью, а на камне эти, хвостатые, поют. Ну и нет больше ни судьи, ни жандармов, ни священника. А я зажигал огонь, я занят был.
Помилуйте, я не знаюсь с ними, мне некогда. Это они со мной знаются, вот повадились... Камень плоский потому что, удобно же хвост разложить.
А я что? Когда мне что-нибудь непонятно, первым делом я иду проверить, как там огонь.